именно этой осенью
Дукалис понял, что виски
стали с проседью
часто рябит в глазах
но чаще ноет тело
встречал ноябрь глазами из окна отдела
усталый взгляд бросал
да без толку
то на Ларина, то на Волкова
а те сидят по углам
трещат громко
столы, парки, дела, графин, стакан, пробка
все эти байки он уже сто раз слышал
взял из сейфа стечкин и молча вышел
в рваной кожаной куртке и вязанной шапке
медленно зашагал по дворам петроградки
по бульвару бродило милицейское тулово
тут и Настя Абдулова пару плюх вдула бы
но не фортануло, судьба бортанула
а подмышкой елозило дуло
этот мерзкий дождь вяло бил по крышам
опер шёл не спеша и себя не слышал
заливалась обида и закипала злость
вопрос на миллион: куда ушла молодость?
куда девались друзья, с кем было так просто?
куда ушли мои лихие девяностые?
когда по выходным с девчонкой толстой
танцевал под "кармен", произносил тосты
ловил барыг взрослых
валил бандюг рослых
и строил летний домик себе где-то под Тосно
чуть больше тридцати
мне не перечили
топили с Лариным печь
зачем лечили печень?
и было это здорово, мы были ближе
гораздо лучше, чем сейчас, гораздо пизже
и всё нам было как игра: мы так беспечны
теперь мне кажется, что прошла вечность
и только этой осенью так защемило сердце
дома нет никого, только старые перцы
бутылка водки
Пять ампул гипомерца
и смысла нет уже на лучшее надеяться
и этот город стал другим, хотя, по-прежнему дорог
практически чужим
когда тебе за сорок
иные мысли, люди, фразы
совсем иные
спасибо вам, стабильные нулевые
все было многогранным
вдруг стало плоским
вагон метро безудержно летел до приморской
скупым слезы из глаз
копя последние силы
Дукалис направлялся в сторону залива
думал о своём:
вся наша жизнь - книга
всё, дочитал читал её, вспомнил отчий дом в Риге
улыбка матери была столь яркой, чистой
он усмехнулся; затем раздался выстрел