Широкие лиманы, зелёные каштаны,
Качается шаланда на рейде голубом.
В красавице Одессе, мальчишка голоштанный,
С ребячьих лет считался заправским моряком.
И если горькая обида,
Мальчишку станет донимать,
Мальчишка не покажет вида,
А коль покажет, скажет ему мать:
Ты одессит, Мишка, а это значит,
Что не страшны тебе ни горе, ни беда.
Ведь ты моряк, Мишка, моряк не плачет,
И не теряет бодрость духа никогда.
Широкие лиманы, поникшие каштаны,
Красавица Одесса под вражеским огнём.
С горячим пулемётом на вахте неустанно,
Молоденький парнишка в бушлатике морском.
И эта ночь, как день вчерашний,
Несётся в крике и пальбе.
Парнишке не бывает страшно,
А станет страшно, скажет он себе:
Ты одессит, Мишка, а это значит,
Что не страшны тебе ни горе, ни беда.
Ведь ты моряк, Мишка, моряк не плачет,
И не теряет бодрость духа никогда.
Широкие лиманы, поникшие каштаны,
И тихий скорбный шёпот приспущенных знамён.
В глубокой тишине без труб, без барабанов,
Одессу покидает последний батальон.
Хотелось лечь, прикрыть бы телом,
Родные камни мостовой.
Впервые плакать захотел он,
Но командир обнял его рукой:
Ты одессит, Мишка, а это значит,
Что не страшны тебе ни горе, ни беда.
Ведь ты моряк, Мишка, моряк не плачет,
И не теряет бодрость духа никогда.
Широкие лиманы, зелёные каштаны,
Услышали вновь шелест развёрнутых знамён.
Когда вошёл обратно, походкою чеканной,
В красавицу Одессу победный батальон.
И уронив на землю розы,
В знак возвращенья своего,
Наш Мишка не сдержал вдруг слёзы,
Но тут никто не молвил ничего.
Хоть одессит, Мишка, а это значит,
Что не страшны ему ни горе, ни беда.
Хоть моряк, Мишка, моряк не плачет,
На этот раз поплакать, право, не беда.