Потому что искусство поэзии требует слов
Я один из глухих, облысевших, угрюмых послов
Второсортной державы, связавшейся с этой
Не желая насиловать собственный мозг
Сам себе подавая одежду, спускаюсь в киоск
За вечерней газетой
Ветер гонит листву. Старых лампочек тусклый накал
В этих грустных краях, чей эпиграф — победа зеркал
При содействии луж порождает эффект изобилия
Даже воры крадут апельсин, амальгаму скребя
Впрочем, чувство, с которым глядишь на себя
Это чувство забыл я
В этих грустных краях всё рассчитано на зиму: сны
Стены тюрем, пальто, туалеты невест, белизны
Новогодние напитки, секундные стрелки
Воробьиные кофты и грязь по числу щелочей
Пуританские нравы, бельё и в руках скрипачей
Деревянные грелки
Этот край недвижим. Представляя объём валовой
Чугуна и свинца, обалделой тряхнешь головой
Вспомнишь прежнюю власть на штыках и казачьих нагайках
Но садятся орлы, как магнит, на железную смесь
Даже стулья плетёные держатся здесь
На болтах и на гайках
Только рыбы в морях знают цену свободы, но их
Немота вынуждает нас как бы к созданью своих
Этикеток и касс. И пространство торчит прейскурантом
Время создано смертью. И нуждаясь в телах и вещах
Свойства тех и других, оно ищет в сырых овощах
Кочет, внемлет курантам
Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав
К сожалению, трудно. Красавице платье задрав
Видишь то, что искал, а не новые дивные дивы
И не то чтобы здесь Лобачевского твёрдо блюдут
Но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут
Тут конец перспективы
То ли карту Европы украли агенты властей
То ли пятёрка шестых остающихся в мире частей
Чересчур далека, то ли некая добрая фея
Надо мной ворожит, но отсюда бежать не могу
Сам себе наливаю кагор, не кричать же слугу
Да чешу котофея
То ли пулю в висок, словно в место ошибки перстом
То ли дёрнуть отсюдова по морю новым Христом
Да и как не смешать с пьяных глаз, обалдев от мороза
Паровоз с кораблём — всё равно не сгоришь от стыда
Как и челн на воде, не оставит на рельсах следа
Колесо паровоза
Что же пишут в газетах в разделе "Из зала суда"?
Приговор приведён в исполнение. Взглянувши сюда
Обыватель узрит сквозь очки в оловянной оправе
Как лежит человек вниз лицом у кирпичной стены
Но не спит. Ибо брезговать кумполом сны
Продырявленным вправе
Зоркость этих времен — это зоркость к вещам тупика
Не по древу умом растекаться пристало пока
Но плевком по стене. И не князя будить, динозавра
Для последней строки, и не вырвать у птицы пера
Неповинной главе всех и дел-то, что ждать топора
Да зелёного лавра